НЕУСТРАШИМЫЙ ГЕНЕРАЛ.
"Для вас Россия - мундир ваш; вы его надели и снимите, когда хотите. А для меня Россия - кожа моя". Слова графа Александра Ивановича Остерман-Толстого, сказанные офицеру Ф.О.Паулуччи. "Нравственные качества его, более других выступавшие, —отмечал Кн. П. А. Вяземскій в графе А.И.Остерман-Толстом , — были: прямодушие, откровенность, благородство и глубоко врезанное чувство народности, впрочем, не враждебной иноплеменным народностям".. Генерал граф Александр Иванович Остерман-Толстой был необыкновенно красив. Он был высок, худощав и смугл. Черты лица его были выразительные, особенно выделялись блестящие смелые чёрные глаза. "Типическая, южная физиономия его , с тонкими, античными очертаниями лица, с чёрными выразительными глазами под чёрными бровями, была замечательна. Как он, безрукий, красив был в своем генерал-адъютантском мундире среди царедворцев!" - писал адъютант Иван Лажечников. ( Граф А.И.Толстой потерял левую руку в битве под Кульмом - прим. автора) (Вяземский П.А. Старая записная книжка.- М., 2003. Походные записки русского офицера 1812, 1813, 1814 и 1815 годов.- М., 1820.
. По словам русского писателя И.И.Лажечникова, впервые великую эпоху 1812-1815 гг. назвал "веком богатырей" наш знаменитый партизан и поэт Д.В. Давыдов. Если углубиться в историю Отечественной войны 1812 год, то открывается любопытный факт, необычный для нашей современной жизни. Поражает однородность российского общества того времени. Отношение прославленных русских генералов этой войны к простым солдатам нельзя назвать иным словом, как отеческое. Между высшими офицерами были доверительные и дружеские отношения, многие из них дружили семьями , были в родственных отношениях. К примеру, фельдмаршал М.И.Кутузов приходился дядей графу А.И.Остерман-Толстому, так как его супруга - Екатерина Ильинична Бибикова - была родной сестрой матери графа - Аграфены Ильиничны Бибиковой (их портреты см. ниже). Только в Бородинском сражении участвовало несколько племянников и двоюродных братьев А.И. Остерман-Толстого. И таких примеров было очень много. . Граф Александр Иванович Остерман-Толстой был настоящим русским богатырем. Его современников поражали железная воля и внутренняя сила генерала. Себя он не жалел, нередко лично водил солдат в штыковую атаку.. " Против суровостей русских непогод граф, казалось, закалил себя; нередко в одном мундире, в сильные морозы, делал смотр полкам. Это была железная натура и телом, и душою. В пище он был чрезвычайно умерен; за столом только изредка бокал шампанского. Изысканных блюд, особенно пирожных, не терпел. Любил крутую гречневую кашу до того, что, живя в Италии, выписывал по почте крупу из России." ( И.И.Лажечников). Будучи чрезвычайно требовательным к себе , Александр Иванович был очень снисходителен к слабостям подчиненных и поражал их нередко своей прямо-таки отеческой заботливостью. Простым солдатам под командованием генерала Остерман-Толстого было хорошо; по словам адъютантов, Александр Иванович вникал во все бытовые проблемы солдат и был всегда справедлив. . О графе А.И.Остерман-Толстом написал заметки уже упоминавшийся ранее , замечательный русский писатель Иван Иванович Лажечников, считающийся основоположником русского исторического романа. Он был адъютантом при генерале А.И. Остерман-Толстом:. "Я находился при нем адъютантом, после кампаний 1812-1816 годов,несколько лет, до самого отъезда его в чужие края.Я был неразлучным его спутником во всех его поездках по его поместьям, в лагерях, при инспекции полков, расположенных в Калужской и Тульской губерниях; я знал его в семейной жизни, в кругу его друзей и родных, при дворе, вел с ним переписку, когда он был в чужих краях, и вот что могу сказать о нем беспристрастно:. Как начальник войска, он был строг, но строгость его заключалась только во взгляде, в двух, трех молниеносных словах, которых больше боялись, нежели распеканья иного начальника. Во все время командования им корпусом он никого из офицеров не сделал несчастным, хотя и были случаи карать. Всем, кто имел надобность в его покровительстве, не отказывал в нем; если кому помогал, то делал это широкою рукой и вообще был щедр. Мелочным интриганом никогда не был, кривыми путями не ходил и не любил тех, кто по ним ходит; никогда не выставлял своих заслуг и ничего не домогался для себя, лести терпеть не мог. Для стрел, откуда бы ни шли, смело выставлял грудь свою. О пище и здоровье солдат заботился, как отец. Когда стояли войска в лагере, он почти каждый день обходил их во время трапезы, всегда пробовал солдатскую пищу, и горе начальнику, у которого в полку находил ее скудною или нездоровою! На каждом смотру полков во время объезда корпуса, сверх задушевного спасибо солдат получал от него по калачу и доброму стакану водки. Граф строго взыскивал за слишком жестокие телесные наказания. Был в одном полку 2-й гренадерской дивизии батальонный командир из немцев, который отличался неистовыми наклонностями к ним. Ему запрещено было совсем их употреблять. Что ж? Немец ухитрился изобрести другое наказание, он (поверят ли в наше время?) поил провинившихся или худо понимавших службу солдат табачным настоем. . Не любя наушничества, которого и сам граф не терпел, я, однако ж, почел долгом довесть об этом до сведения его. Как сон в руку, в этот же день, при объезде им лагеря, первое лицо, ему попавшееся,был гениальный изобретатель табачного наказания: он был дежурным по дивизии. Грянули громовые слова над его головой, и с того времени он навсегда расстался с палками и табачною настойкой. Когда мы отъезжали от него, он, ошеломленный, стоял все на одном месте, но успел бросить на меня враждебный взгляд. Впоследствии этот господин старался мстить мне на брате моем, служившем в его батальоне ротным командиром, но, вступив в борьбу с целым корпусом офицеров полка, изнемог в ней..."(И.И.Лажечников) Иван Иванович Лажечников с большим теплом вспоминает сердечное отношение к себе графа Александра Ивановича, когда он был его подчиненным. "С глубокою признательностью вспоминаю добрые, отеческие отношения ко мне графа. Когда я бывал нездоров, он посещал меня на моей квартире. Раз в Калуге, наскучив разводами на морозе, я сказался больным. Ко мне пришел товарищ, по-тогдашнему свитский офицер, по-нынешнему генерального штаба, Вельяминов-Зернов, прекрасно образовавшийся в школе Муравьева и многообещавший (убит в 1829 году в сражении против турок*). Мы прочли с ним несколько страниц из Парни. Пришел другой товарищ; с этим мы стали перекидывать в банк. Целые колонны цифр были исписаны по зеленому столу, как говорится, на мелок. Вдруг в это самое время входит граф. Можно судить о моем смущении. Он ничего тут не сказал, только посмотрел на нас с неудовольствием и вышел. Но с того времени долго не давал мне покоя своими расспросами, не пристрастен ли я к картам, и, когда мы с ним находились вдвоем, убеждал меня, как добрый отец, не играть более."Другой случай:. "Однажды во время объезда корпуса, после полкового смотра на сильном морозе, возвратясь к себе в квартиру и выпив только чашку чаю, он отправился снова в путь. Между тем обеденный стол был сервирован, мы слышали уже запах яств, которыми думал угостить нас на славу полковой командир Болховской, большой gourmand* и знаток кулинарного дела. Я с корпусным доктором, сопровождавшим вместе со мною графа ( А.И.Остерман-Толстого), только полакомились обонянием этих кушаньев. Уж и досталось от нас вслед ему довольно проклятий! На первой невзрачной станции он спросил нас, хотим ли мы есть, и на утвердительный ответ велел подать гречневой каши. Обильно полив ее зеленым конопляным маслом, он усердно принялся ее уничтожать, я с голоду пропустил в желудок несколько ложек, доктор отказался. Зато мы решились отплатить ему по-своему. На дороге были страшные зажоры, снег, мокрыми хлопьями, слепил глаза, стемнело. Военные тогдашнего времени не знали, что такое шуба, а потому мы с пустым желудком продрогнули порядочно. Для исполнения задуманного нами мщения, велено нами ямщику понемногу отставать от передовых саней (всегда открытых, во всякую непогоду), в которых сидел граф с слугою и жандармом. Вскоре мы потеряли его из виду. В стороне, в полуверсте от большой дороги, блеснул огонь из большого господского дома. Повернуть к нему, войти, предъявить хозяину свои высокие титла адъютанта и доктора графа Остермана и попросить его укрыть нас под своим кровом по случаю наступающей волчьей ночи и худых дорог, было делом нескольких минут. Гостеприимный помещик, вероятно, богатый, судя по обстановке дома, был очень рад гостям, упавшим к нему с неба, и доказал это, как самый радушный амфитрион. Нас напоили благоуханным чаем, угостили отличным ужином и уложили спать в теплой комнате, на пуховиках, в которых мы утонули, посмеиваясь в ус всем эгоистам, любителям гречневой каши и путешествий во время зажор. Так, конечно, не нежился сам Сарданапал. Я забыл сказать, что хозяйские дочери, очень миловидные и хорошо воспитанные, усладили для нас вечер приятною музыкой и приятной беседой. Между тем граф, приехав в первый город (это было в Тульской губернии), где должен был делать смотр полку, беспокоясь о нас, разослал гонцов нас отыскивать и подать нам помощь в случае, если бы мы где-нибудь застряли. Разумеется, нас не нашли. Утром мы явились к нему и сыграли мастерски роль пострадавших мучеников. Он с сожалением слушал наш рассказ, как мы провозились всю ночь в глубокой зажоре, из которой будто вытащили нас крестьяне ближайшей к месту нашей гибели деревни, куда мы посылали ямщика. Нас велено поскорее обтереть вином и подать нам чаю с ромом.". 
Иван Иванович Лажечников ( 1790 - 1869 гг.) - русский писатель, один из родоначальников исторического романа в России. Портрет 1837 г. кисти А.В.Тыранова 
Пролог
"В 1831 году в сопровождении Фальмерайера граф [Александр Иванович Остерман-Толстой в возрасте приблизительно 60 лет] совершил из Мюнхена путешествие на Восток, где оставался три года: он посетил Грецию, европейскую и азиатскую Турцию.
Любопытно было видеть на волнах Нила русского путешественника и героя в маленьком, созданном им для себя на корабле собственном мире, состоявшем из любимой библиотеки томов в пятьсот, образа Христа Спасителя в терновом венце, бюста императора Александра и маленькой часовенки, где день и ночь неугасимо горели две свечи и фимиам благовонно курился.
Иерусалим надолго привлёк к себе туриста: эта святыня была настоящей целью его поездки. Поразительно было смотреть на солдата Бородина и Кульма, преклоненного долу на вершине Голгофы, на том самом месте, где водружен Крест Спасителя мира, где совершилась великая тайна искупления рода человеческого." ( из Некролога, опубликованном в "Journal de Geneve" от 6 апреля 1857 г. за подписью G.R.) [] "Очевидно, однако, что на Восток графа привели не пирамиды Мемфиса, мавзолеи Фив, храмы в скалах Абу-Симбела в Нубии и цветущие сады Дамаска, а недавно мастерски описанная в "Русском паломнике" общеславянская национальная идея, единая у всех русских - у знатных и у простолюдинов - страсть увидеть Иерусалим и смиренно поклониться гробу Того, на Кого весь мир возлагает свои надежды", - писал немецкий автор Я.Ф. Фальмерайер, сопровождавший московского графа А.И. Остерман-Толстого в его поездке на Восток.[]
Удивительное путешествие графа А.И. Остерман-Толстого на Восток явилось одной из ярчайших страниц мировой истории. Но, к сожалению, об этом путешествии известно очень немногое.
"Не станем обстоятельно повествовать здесь о восточных путешествиях графа Остермана. Ведь мы не можем быть полностью уверенными в том, что он отказался от мысли оставить заметки об этой поездке." - писал Я.Ф.Фальмерайер.
Однако далее Фальмерайер высказывает следующее суждение: "Многочисленные просьбы, по примеру, других его товарищей по оружию, написать или хотя бы продиктовать кому-либо мемуары, граф Остерман отвергал с решительностью, достойной сожаления. Упорство его нельзя было объяснить иначе, как недоверчивостью русского характера, во всем подозревающего ловушки, продажность и предательство. Нескромное, дерзкое и тщеславное выставление напоказ собственной персоны, как это принято на Западе, претило этому человеку."
" Совершать подвиги и самому как можно меньше говорить о них - вот, по глубокому убежденно деспотично-либерального графа Остермана, единственное мерило всех человеческих стремлений", - заключает немецкий автор.
|
